психотерапия

Общество как источник травмы

Этот текст я изначально опубликовала в своем канале в виде нескольких отдельных постов. Теперь я собрала его в полноценный текст — о моих отношениях с Украиной и украинским обществом, о моей травме, о том, что поле взаимодействия я — группа, где группа это некая фигура, не менее важно, чем межличностное взаимодействие я — другой.

Вообще я обычно выступаю за то, чтобы видеть в массе отдельного человека, и концентрироваться на отношениях с тем или иным человеком. Я очень не люблю обобщения, и обычно мои способы действовать, как и мои советы другим, настроены именно на межличностный уровень. Например, если какой-то человек меня раздражает в интернете, я его обычно просто баню и все. Case solved. Если мне не нравится кто-то в жизни, я могу просто не ходить на ивенты с этим человеком, или игнорировать его. Попались плохие коллеги — всегда можно найти другую работу. Не нравится преподаватель — переведись в другой ВУЗ.

В этом подходе самом по себе есть проблема того, что вся ответственность ложится на того человека, которому что-то не подходит. Ты недовольна — ты и меняй ситуацию. Опции, скажем, «добиться увольнения преподавателя-грубияна» не существует не только практически, но и в умах людей.
Не нравится — вали. Ладно, я постараюсь.

Но что если ты банишь человека с людоедским мнением, а на его месте мгновенно оказывается следующий такой же? Что если ты поступаешь в другой университет, а там преподаватели точно так же унижают студентов? Что если как бы ты не фильтровала круг общения, все равно стабильно находится человек, который попробует без спроса шлепнуть тебя по заднице? В какой момент «не все такие, это просто тебе попался мудак» из честного наблюдения становится уловкой о ненастоящих шотландцах или способом снять с себя ответственность?

У разных людей, естественно, эта граница пролегает по-разному, но если вы вообще не задаётесь этим вопросом, то как вы поймёте, что вы оказались в плохом обществе?

«Порою мы попадаем в карман, в тупик мира — в училище, в полк, в контору, где нравы очень дурны. Одни вещи здесь считают обычными (“все так делают”), другие — глупым донкихотством. Но, вынырнув оттуда, мы, к нашему ужасу, узнаем, что во внешнем мире “обычными вещами” гнушаются, а донкихотство входит в простую порядочность. То, что представлялось болезненной щепетильностью, оказывается признаком душевного здоровья»

– К. С  Льюис

Для меня таким внешним миром стала работа в США, которую я получила в конце 2020 года. Как будто переключили рубильник, и я уже не «странная»,  «чересчур чувствительная», «сумасшедшая sjw», «что тебе все неймется», «каких еще прав тебе не хватает» и так далее, а самый обычный человек очень средней неравнодушности. 

Каждый раз когда я об этом говорю, кто-нибудь обязательно находит нужным заметить, что в Штатах тоже есть люди, которые обзывают других «сумасшедшими sjw», а в Украине есть нормальные люди.
Да, есть. Но в Украине я не знаю ни одной IT-компании, работая в которой  не будешь еженедельно спотыкаться о сексизм, гомофобию, расизм, предложения применять к детям физическое насилие и так далее. А в США я за полтора года работала на трёх проектах, и таких случаев было ровно ноль. 

Конечно, в этом есть и элемент везения, но есть и элемент моих усилий — когда меня на собеседованиях спрашивают про хобби, я рассказываю про активизм, и меня скорее возьмут на проект люди, для которых это тоже ценность. В Украине я не один раз слышала совет убрать из портфолио волонтерство в КиевПрайд, потому что «опыт конечно крутой и релевантный но вы понимаете, многих работодателей это оттолкнет».  И этот опыт — не про конкретных людей, не про то что мне попался какой-то глупый HR, а про разницу в обществах.

Если вас один раз изнасиловали, это может быть нелепая несчастная случайность, которая никогда в жизни не повторится. Если сексуальное насилие повторяется снова и снова, в разных обстоятельствах, от разных людей — то это не случайность.

Это значит, что здесь так принято.

Я начала сознавать что у меня есть травма именно в отношениях с обществом в прошлом году. Сначала я заметила, что мне очень нравятся митинги на работе и я с удовольствием на них хожу и участвую в смоллтоках. Это настолько не соответствовало моим представлениям о себе, что я просто оторопела. Оказывается, если люди ведут себя адекватно, то с ними приятно проводить время просто так, без конкретной цели. и для этого не нужна какая-то суперблизость, родство душ, общие интересы и так далее. Все и так работает. Ситуация, которая всегда была опасной до тошноты, вдруг стала безопасной.

Потом были митинги против незаконного преследования активиста Сергея Стерненко со стороны государства. Я ходила на митинги, в Харькове на них приходило совсем мало людей, человек 50 наверное обычно. И среди них — человек который когда-то совершил по отношению ко мне сексуальное насилие. Видеть его было не страшно, но очень противно.

А еще более противно было понимать, что хотя я в какой-то момент рассказала свою историю публично и с именами, и ее много репостили и комментировали и даже известный харьковский правозащитник Борис Захаров за него вступился и объявил что я все вру и он подаст на меня в суд (не подал), на его репутации и отношениях с людьми это никак не сказалось. И что вот в моем городе есть горстка людей, которые не могут сидеть дома, когда кого-то пытаются закрыть. Их больше полусотни, конечно, потому что никто не может ходить вообще на все митинги, но вообще я за восемь лет практически всех стала узнавать в лицо. И им аболютно окей стоять на митинге с моим насильником. Здороваться с ним за руку. Обниматься.  И что сам насильник — унылый жалкий старикан, которому даже плюнуть в лицо больше не хочется. А вот с этими людьми которым окнорм я не могу быть в одном пространстве. Меня тошнит.

Весной у меня был серьезный экзистенциальный кризис, а моя терапевтка начала лажать, и в итоге вообще сказала, что она ничем не может помочь и нам лучше прекратить работу на фоне моих тяжелых суицидальных намерений. И я думала — ну может мне просто не повезло с терапевткой?
Проблема в том, что два предыдущих моих терапевта спали с клиентками (не со мной). Так что мне «не повезло» три раза подряд, что уже как-то подозрительно похоже на закономерность.

По обсуждениям работы с суицидальными клиентами в украинских проф. сообществах и по опыту попыток получить какой-то совет в этих сообществах стало кристально ясно, что плохих терапевтов в Украине большинство. И не просто таких, которые не компетентны конкретно с моим случаем, а таких, которые выносят скрины из закрытых групп, сплетничают, распространяют слухи, вываливают в паблик клиентские истории с узнаваемыми подробностями, не видят дальше своего носа и не в состоянии отличить научную статью от публикаций в развлекательном журнале без ссылок на источники или соблюсти правила которые сами назначили. 

Дальше я поехала волонтерить на фестиваль КосмосТабор вместе с командой психологов — было жарко и прекрасная погода, я приехала без палатки и собиралась спать под открытым небом. И коллега из искренней заботы предложил мне место в палатке у его друга. Просто сказал, что вот мол есть Н, ты можешь поспать с ним.

А меня как холодной водой окатили. Я вдруг поняла что даже если дождь пойдет, спать с незнакомым мужчиной в палатке я не буду. Бодрствовать еще ладно, но только не спать. Только не это все снова.  Never again.

И это тоже про общество. Про то, что никакой человек в Украине не может гарантировать что его друг мужского пола точно не будет совать руки в трусы спящей женщине. Потому что это в целом обществом толерируется, и если не слишком уж отвратительно себя вести, а только чуть-чуть отвратительно, и реагировать на “нет!” сказанное после того как в трусах обнаружилась рука — то тебя даже насильником считать не будут. 

Я разозлилась просто чертовски. Выходит, все это время украинское общество меня обманывало, все это время я попадалась на уловки про “не все такие”, “надо искать своих людей”, “надо заниматься адвокацией и просвещением”, “никто тебе ничего не должен”.

Нет, должен. Вообще-то общество мне должно соблюдать мои права, а государство должно их гарантировать и предпринимать для этого активные меры. кто сейчас чувствует возмущение — идите прочитайте Конституцию. А если уж ни общество не может не дискриминировать, ни государство не может защитить — то надо хотя бы прекратить газлайтинг про “это все отдельные мудаки, а вообще украинцы не такие”. Такие, такие. Если в группе большинство толерирует насилие, то это значит что группа толерирует насилие. Даже если просеяв ее через три сита можно найти отдельных людей, которые не. Даже если на мусорной куче можно найти кольцо с бриллиантом и почти целый венский стул, мусорная куча остается мусорной кучей.

Конечно же в ответ мне скажут, что надо любить свою страну такой, какая уж есть. Что настоящая любовь смиряется с недостатками. Терпит боль. Долготерпит и милосердствует. 

Знаете, мой папа был запойным алкоголиком, за одним исключением ни у кого из моих друзей детства родитель _так_ не пил. Он вел себя потрясающе тупо и жестоко. Я боялись отцовского крика пуще материнских подзатыльников. И все равно я его очень любила. У меня была с ним мистическая связь, были вещи которые понимал про меня только отец. С его смертью в этом месте навсегда пусто. 

А еще у меня были десятилетние отношения с человеком с яркими нарциссическими проявлениями.
Ух, как же я его любила. Приезжала по первому зову. Делала все, о чем он просил. Работала над собой, только что лоб об пол не разбила, так хотела ему угодить. Когда я была чем-то недовольна, потому что он меня оскорблял и унижал, кричал на меня, в том числе прилюдно, он очень обаятельно мне объяснял, что отношения это не сахарный сироп и если я люблю по-настоящему, если наши отношения для меня важны, то я должна прощать ему недостатки. 

И в отношениях с отцом, и в отношениях с этим другом у меня было такое чувство, что вся ответственность за отношения лежит на мне. И что я не просто могу их изменить к лучшему, но и должна это делать, а если я не делаю ничего, значит это моя вина, что эти отношения такие. 

Эту ложь начали, конечно, эти конкретные люди, но кроме них были еще десятки людей которые эту ложь поддерживали. Которые говорили мне, что родителей не выбирают, надо любить какие есть.
Когда отец умер, а умер он потому что сердце не выдержало очередного запоя, а к этому долго шло, у него были приступы, мы вызывали ему скорую, врачи ему говорили, что что он может умереть от любой следующей бутылки водки. так вот, когда он умер, я обзванивала его друзей и знакомых,и один из них мне сказал — твой отец был замечательным человеком и прекрасным другом, очень жаль, что ему досталась такая отвратительная дочь, что он не выдержал жизни с тобой и умер. Как будто это я его убила. 

В комплекте с этими сообщениями всегда было еще одно — никто не будет тебя любить как-то иначе. Другой любви не существует. Я верила, ведь это совпадало с моим непосредственным опытом.
«В бокале с шампанским кровь и слезы, Мария, не пей, не пей». И это тоже огромная гадкая ложь. ложь, которая, без преувеличения, отравила мне полжизни. С которой я мне до сих пор иногда приходится сражаться внутри себя. 

Мои отношения с Украиной и украинским обществом повторяют тот же паттерн с такой точностью, что от этого открытия хочется завыть в голос. 

Я ведь все эти годы думала, что это моя и только моя ответственность — отношение общества ко мне и моим близким. Что я должна заниматься активизмом и просвещением, если я хочу иметь права. Что если я этого не делаю, или делаю недостаточно, значит я как бы согласна не иметь прав, и тогда не могу выдвигать никакие претензии. нет, нет нет и нет. 

Люди кругом повторяли мне все то же самое что и всегда — родину не выбирают, тебя что-то не устраивает — ты и прилагай усилия, надо уметь прощать недостатки, надо любить свой народ таким какой он есть.

о, а я ведь правда это умею.

я точно знаю, что я способна на такую ментальную эквилибристику, чтобы меня били, а я сидела, плакала и говорила “я “люблю тебя”  и “господи прости ему ибо не ведает что творит”. на такое сильное расщепление. Только вот я больше никогда в жизни не хочу оказываться в этой точке и никому не желаю там оказаться.

И люди, которые смеют этого требовать от кого-то, мне глубоко отвратительны. 

А правда? 

Правда в том, что нет никакой обязанности изменять плохие отношения. можно просто их закончить. если бы отец был жив, я бы, вероятно, как-то ему помогала ради той любви, которая у меня была. но я бы точно не стала с ним общаться или делать вид что ничего не было или молчать о своем опыте. Насилие исцеляется свидетельствованием.

И что довольно смешно — вряд ли бы все те люди которые меня осуждают за то что я недостаточно люблю Украину, стали бы меня за это осуждать. Скорее напротив, они бы мне советовали совсем забить на отца и не посылать ему никаких денег и не иметь с ним никаких дел.

Еще одна правда — в ситуации постоянной ретравматизации травма практически неисцелима. Невозможно научиться не бояться людей, если люди вокруг постоянно на тебя кричат, толкают, высмеивают или дискриминируют. Именно поэтому если женщина, например, подвергается физическому насилию в браке, в терапии нашей первой задачей будет помочь ей обеспечить себе физическую безопасность, привлекая для этого необходимые службы, если они существуют, а только потом заниматься работой с травмой. И то не сразу. 

Я была бы рада если бы кто-то мне это сказал раньше.

Два года психотерапии

, , , , ,

Чуть больше года назад я написала пост о том, почему я стала ходить к психотерапевту, и что это изменило в моей жизни, а теперь решила написать второй, вдруг кому-то пригодится мой личный опыт.

Новые привычки

Если очень в общем, то за первый год психотерапии я узнала много новых вещей о себе и мире, и получила в руки новые инструменты для выражения себя, коммуникации с людьми и для исследований себя и мира. А в этом году использование многих из этих инструментов стало для меня привычкой.

Например, если в прошлом году мне требовалось в какой-то сложной ситуации сначала вспомнить, что терапевт мне советовал больше внимания уделять своим чувствам, потом сесть и хорошенько подумать, что же я чувствую, а только потом действовать дальше, то сейчас я распознаю свои чувства заметно быстрее. Иногда за секунды, иногда за пару дней, но не больше — недели и месяцы мне теперь на это не нужны.

Или вот в прошлом году, когда у меня возникало какое-то непонимание вида “почему Н. так себя со мной ведет”. И я шла об этом говорить с психотерапевтом первым делом. Сейчас я чаще первым делом спрашиваю у Н., что случилось. Я перестала бояться это делать, и чем больше делаю, тем меньше боюсь. И теперь я могу задавать сложные, неловкие или неудобные вопросы без поддержки психотерапевта. Когда мне первый раз удалось так сделать, я купила себе шоколадку)) (кроме шуток, это правда работает — наш мозг воспринимает сладкое как положительное подкрепление и так на самом деле можно закрепить привычку).

Чувство вины

Кроме вещей, над которыми я сознательно работала, есть вещи, которые срабатывают в обход сознания. 
Например, мне было очень трудно принять идею, что что-нибудь что мне говорят люди, может быть не про меня. Что мне кто-то хамит не потому, что я какая-нибудь, а потому, что я просто под руку попалась. Рационально я с этой идеей давным-давно согласна, но все равно склонна чуть что чувствовать вину.
И каждый раз, когда я слышала от психотерапевта, что проблема скорей всего не во мне, я реагировала в стиле “на самом деле может и не во мне, но что мне делать с моими чувствами, которые говорят обратное”. Но однажды я заметила, что вот мне хамят — и у меня нет никакого чувства вины. Сто раз не сработало, а на стопервый сработало. (Иногда оно все равно есть, но все реже и реже, и самое главное — теперь я хорошо осознаю, что со мной вот так бывает).

Самопрезентация

Еще, как мне кажется, мне наконец-то удалось поменять свою, ээээ, самопрезентацию (или как это называется?), так, что то, что обо мне думают люди, стало как-то похоже на то, что я хочу, чтобы они обо мне думали.
Это хуже работает с людьми, с которыми я давно знакома — нужны действительно большие усилия, чтобы изменить какие-то устоявшиеся стереотипы, и лучше — с людьми, с которыми я познакомилась недавно (потому что у них этих стереотипов нет).
Возможно, конечно, дело не столько в моих паттернах поведения, сколько в том, что люди разные и воспринимают меня по-разному. Но все же то, что это работает и с новыми знакомыми, и со старыми, хоть и в разной степени, по-моему говорит о том, что произошли именно изменения у меня.
Это очень важно для меня, потому что с этой проблемой я мучаюсь всю сознательную жизнь — люди постоянно обо мне думали и думают что-то странное, и теперь я примерно знаю, почему.
И примерно знаю, что делать, чтобы этого не происходило.

Уязвимость

Я стала менее уязвимой. 
Раньше мне казалось, что если кто-то мне говорит, что со мной что-то не так, то это некая гипотеза обо мне, равноценная моему собственному мнению обо мне, и нужно ее проверить. А поскольку проверить утверждение типа “когда ты говоришь, что ты это сделала из соображений А, ты себя обманываешь, на самом деле тобой двигали мотивы Б” крайне трудно, то меня раньше заклинивало от таких подгонов, и в итоге эти противоречивые идеи разрушали мою способность к самосознанию. Замкнутый круг.

Сначала я нашла рационалистический выход из этого круга (за это спасибо не терапии, а HPMOR): мои собственные объяснения моих действий в большинстве случаев более простые и объясняют больше фактов про меня — что, конечно, не означает что они всегда верные, но означает, что рационально их предпочесть.

Потом (и это уже заслуга терапии) я поняла, что мне вообще больше не нравится идея считать мое мнение по поводу меня и чужое двумя равноценными гипотезами — какого черта, это мои собственные чувства, я их непосредственно ощущаю, и регулярно прилагаю усилия к тому, чтобы научиться распознавать свои чувства лучше. Так что вообще-то любое мое мнение обо мне можно считать более достоверным, чем чье-либо еще.

Мне всегда было страшно принимать эту точку зрения, потому что я боюсь все-таки однажды себя обмануть. Теперь я думаю, что в борьбе с самообманом инструменты рационалиста и психотерапия — куда более надежные средства, чем мнения всех подряд людей вокруг, зачастую высказанные под влиянием эмоций, плохо сформулированные, и т.д. и т.п., даже если эти люди мне нравятся и я ценю их мнение по другим вопросам.

В конце концов, если мне понадобится узнать чье-то мнение о себе — я всегда могу спросить)) А если кто-то потратит много-много сил, и на самом деле поймет про меня что-то, чего я сама о себе не понимаю, то это будет аргументированное мнение, а не просто мнение, и это уже совсем другое дело. (Не говоря уже о том, что вряд ли люди перестанут мне говорить, что они про меня думают, только потому что я перестану обращать на это столько внимания, хаха).

ПИПС

Преодоление Из Последних Сил.
Например, если я сижу, работаю и чувствую, мне хочется есть — то мой стандартный паттерн поведения — это “сначала закончу рисовать орнамент, а потом пойду пообедаю”. 
То ли тоталитарная школьная система, то ли врожденные особенности психики, то ли что-то еще сформировали во мне ощущение, что пока я не исполнила свой долг, я не заслуживаю исполнения своих желаний, включая базовые физиологические. 
А поскольку я склонна к гиперответственности с одной стороны, и меня легко загнать в зону вины — с другой, то в “долг” у меня нередко попадают довольно странные вещи.

В принципе, ПИПС далеко не самая плохая черта. Иногда умение стиснуть зубы и преодолеть обстоятельства бывает очень даже кстати. Я даже умею получать от этого удовольствие.
Проблема в том, что постоянное преодоление всего с одной стороны очень сильно истощает силы, как физические, так и моральные, а с другой — когда тщательно преодоленные желания накапливаются, их давление натурально срывает крышу. И чем сильнее ПИПС, тем сильнее срывает.

Хочу тут акцентировать внимание на моральных усилиях. Я часто сталкиваюсь с мнением, что трудно вагоны грузить или там решать задачки по топологии, а вот чтобы утром с дивана встать, или делать какую-то работу, которую делать не хочется, или вечером не залипать в фейсбуке никаких особенных сил не нужно.
Так вот, это буллшит.

Нобелевский лауреат Даниэль Канеман в своей книге “Думай медленно, решай быстро” объясняет, что самоконтроль, сила воли и принятие решений тратят наши силы точно так же, как физическая нагрузка или интеллектуальная деятельность. И так же, как у наших физических возможностей есть ограничения, точно так же, как мы не можем пробежать больше определенной дистанции без отдыха, точно так же мы не можем себя контролировать и заставлять больше некого предела (у каждого человека своего!). И точно так же, как можно надорваться физически, можно надорвать свою силу воли, что я с успехом и сделала в свой последний год в институте, и потом еще целый год не могла ничего нормально делать.

(UPD 2020): Канеман в этой главе ссылается на эксперименты Роя Баумейстера с ego depletion, у которых с тех пор обнаружились проблемы с воспроизводимостью. А Келли МакГоннигал считает, что силу воли можно натренировать — но и она говорит, что делать это надо постепенно, без рывковых усилий. При этом если сильно преодолевать, то определенно можно дойти до выгорания, но как это связано с силой воли, не вполне ясно.

Так вот. Избавиться от ПИПС довольно сложно, потому что он появляется практически в любой повседневной деятельности, начиная просто от идеи есть или спать, когда хочется есть или спать. или покупать новые джинсы, потому что хочется новые джинсы. Или не общаться с токсичными людьми, потому что не хочется с ними общаться (раньше я не считала свое нежелание веской причиной).
И это одна из тех вещей, которые недостаточно просто понять — поняла я этот феномен еще до того, как пошла к психотерапевту, но это не особенно меня продвинуло. Чтобы с ним более-менее разобраться, пришлось много раз по кругу об этом поговорить. Что я делаю, почему я это делаю, какие последствия из-за этого наступают, что случится, если попробовать по-другому.
И в этой необходимости нет ничего странного — так уж устроен наш мозг, что чтобы даже просто выучить что-то новое, нужно приличное количество сил и времени. А уж чтобы переучиться со старого на новое — так и того больше. Психотерапия в этом отношении очень похожа на обучение музыке или танцам.

Отношения

Еще одна большая радость — чем лучше я понимаю себя и свои чувства, тем больший спектр ощущений становится мне доступен, тем больше у меня разных впечатлений и разных мыслей каждый день.
И тем больше у меня возможностей для взаимодействия с людьми.
Как будто раньше я умела танцевать только польку, и весь бал сидела в углу в ожидании единственной польки за весь вечер — а теперь я танцую если не все, то большинство танцев. Не все из них мне одинаково нравятся, но важна сама возможность.

Делай, что можешь, и будет, что будет.

Я довольна своими изменениями, и еще больше довольна тем, что если в прошлом году практически все изменения в моей жизни были связаны с терапией, то теперь многие вещи происходят как бы сами собой, просто потому, что я что-то наблюдаю и осознаю, понимаю и делаю. Я изменилась, и продолжаю меняться. Мои отношения с людьми изменились, и продолжают меняться. Я рада этому.

Я искренне благодарна людям, которые рассказывали про свой опыт терапии, и тем самым помогли мне принять решение самой пойти к психотерапевту — это было одно из лучших решений в моей жизни. Надеюсь, мой опыт тоже кому-нибудь пригодится. 
Если у кого-то есть вопросы — спрашивайте, я постараюсь ответить.
(Можно писать в телеграм @greenochre, или задать мне вопрос анонимно тут)

(УПД): Правила

Недавно осознала, что есть еще одна вещь, которую поменяла психотерапия: Правила.
Я избавилась от большей части правил в своей голове.

Раньше меня переполняли правила, из которых я постоянно пыталась собрать какой-то кодекс. И ужасно страдала, если у меня было какое-то правило, и я его вдруг нарушала. А поскольку правила я придумывала простые (кому нужен внутренний кодекс на пять томов с комментариями), а мир, зараза, непростой, то нарушала я их постоянно. Ну вот например, у меня было правило “не врать”. Поэтому 
когда мне случалось, например, из вежливости разговаривать с неприятным мне человеком, я потом долго переживала, что я же притворялась. А притворяться — это лицемерие. А лицемерие — это вранье. А я же решила не врать.

В итоге я постоянно заходила в какие-то идиотские тупики. Когда я не знаю, что мне делать, потому что мои правила вошли в противоречие друг с другом, и не дают ответа на вопрос “как надо”. Или когда я хочу одного (например, на ручки и большой кусок торта), а правило говорит “не ныть! не жаловаться! я твое правило! не жульничай!”.

Короче, я даже не знаю, в какой момент и как именно это поменялось, но в какой-то момент я просто обнаружила себя счастливым человеком без надсмотрщика в голове. И стала стараться думать о каждой ситуации отдельно, и руководствоваться своими “зачем” и “почему”. 
Это сильно улучшило мою жизнь.

Я все равно, например, стараюсь не врать. Потому что для меня честность — большая ценность. Но ценность — совсем не то же самое, что правило. Я могу пожертвовать одной ценностью ради какой-то другой. Я готова к тому, что мои ценности могут поменяться, и мне с этим ок.

И это работает не только с какими-то этическими максимумами, но и с повседневными делами. Например, раньше я думала “раз я решила ходить на занятия, нужно обязательно ходить каждый раз, хоть трава не расти, иначе это несерьезно”. Вот вам типичный пример образа мышления человека-с-правилами.
Теперь я думаю, что я выбрала какие-то занятия, и они для меня ценность, и поэтому базово я на них хожу регулярно.
Но если я, например, устала и в соплях — я спокойно иду домой и лежу в кровати. Потому что забота о себе — для меня тоже ценность. И нормально делать этот выбор.