15 апреля произошел пожар в соборе Нотр-Дам де Пари. Это событие стало невероятно резонансным, много было постов про то, что это ужас и кошмар. Я очень люблю архитектуру вообще и готическую в частности, и собор мне жалко. Но самое ужасное для меня в этом событии и в рекации на него — то что она чудовищно непропорциональна.
Когда иранскую правозащитницу Насрин Сотуде приговорили к 148 ударам бичом (фактически, мучительная смертная казнь) — об этом писали только феминистические и правозащитные паблики.
Когда у Юли Савиновских отняли приемных детей из-за операции по удалению груди — об этом вообще написали, кажется, только “Такие дела”.
ИГИЛ разбомбил Пальмиру? Сотни постов в ленте. ИГИЛ отрубил голову археологу и ученому с мировым именем Халеду Асааду? Два поста.
Вся лента у меня в горящем Нотр-Даме. В каждом СМИ Нотр-Дам.
Сенцов сидит в тюрьме, Ильдара Дадина пытали, Юрия Дмитриева судят по высосанному из пальца обвинению, в Украине за последний год неслыханное число преступлений на почве ненависти по отношению к ромам, в Крыму аресты крымских татар по надуманным обвинениям, одного из подозреваемых в убийстве Катерины Гандзюк восстановили в должности — обо всем этом пишут только активисты и профильные СМИ.
Я не хочу сказать, что плохо любить архитектуру. Нормально грустить по собору, и более того — каждому человеку в отдельности нормально выбирать свои ценности, и в них может не быть Сенцова или там Насрин Сотуде, и само по себе это ничем не плохо, и даже хорошо — потому что невозможно интересоваться всем, и классно, когда разные темы двигают разные люди. Но все вместе мы складываемся в общество, в котором пытки и убийства вызывают куда меньший резонанс, чем пожар в соборе. И меня это приводит в ярость.
Когда я написала об этом в блоге, я получила огромное количество негативных реакций. Разберу наиболее распространенные возражения.
Ты запрещаешь нам грустить
Нет, я никому ничего не запрещаю — в моем тексте никгде нет слов вроде «нельзя», «должны», «как можно», «перестаньте» и так далее.
Я вообще ими редко пользуюсь.
Если мое мнение так много для вас значит, что любые мои слова вы воспринимаете как императив, то, пожалуйста, считайте этот пост официальным запрещением намеренно причинять вред другим людям, транслировать гендерные стереотипы и верить информации в интернете не проверяя ее. Все, идите и не грешите больше.
Нужно уважать чужие чувства
Несколько людей сказали, что моя критика справедлива, однако мне следовало подождать с ней до того момента, когда люди закончат горевать по собору. Я прекрасно понимаю, что есть моменты когда люди не готовы воспринимать критику, и внимательна к таким вещам в личном общении. Однако есть большая разница между поведением в личных отношениях и публичными высказываниями. Если бы я писала критические комментарии к чужим постам с выражением чувств, это замечание было бы абсолютно уместно. Однако я написала свой собственный пост про свои собственные чувства.
Логика «молчи, чтобы никого не задеть» порочна. Исходя из нее выходит, что что чувства людей по поводу собора важны, а мои чувства по поводу непропорционально большой реакции на собор стоит попридержать, потому что я должна позаботиться о чувствах тех, у кого собор.
Для меня это выглядят лицемерием — если вы верите, что все должны стараться не задеть ничьи чувства своими постами, то почему вы не критикуете тех, кто писал о соборе за то, что они не постарались не задеть мои чувства, когда писали про пожар? Или почему вы требуете от меня эмоционального обслуживания большинства, но не предъявляете аналогичного требования к этому самому большинству?
Я сама, если что, считаю что никто никому ничего такого не должен, и люди могут жалеть собор, а я могу злиться из-за того, что собор жалеют больше людей, а люди могут злиться на меня за то что я злюсь, и в своем личном блоге каждый имеет право написать об этом простыню.
Про ромов, домашнее насилие и Насрин Сотуде пишут достаточно
Вы еще не забыли про фактчекинг? Проверить количество упоминаний в интернете чего угодно довольно просто — когда вы что угодно ищете в гугле, то прямо под строкой поиска есть малозаметная строчка, в которой говорится приблизительное количество результатов по запросу.
15 апреля количество страниц по запросу «Нотр-Дам пожар» было 11 миллионов, по запросу «Насрин Сотуде» — меньше двух миллионов, по запросу «Юлия Савиновских» — 65 тысяч. Если это недостаточно убедительно, то через несколько дней можно еще посмотреть количество запросов в гугл через Google Trends (этот инструмент работает с отставанием на несколько дней) — тоже очень показательная метрика того, что волнует людей.
Скорбь должна идти от сердца, а сердцу не прикажешь
Безусловно, указывать кому что чувствовать — это сомнительная практика (и я этого не делаю — я нигде не пишу «перестаньте грустить» или «начните возмущаться»).
Однако, то, какие именно инфоповоды вызывают у нас максимальный отклик — это важный маркер наших ценностей и приоритетов. А ценности — это не что-то отлитое в бронзе. Мы не рождаемся с ценностями, они формируются у нас в процессе жизни. Это социальный конструкт, а значит, он может быть осмыслен, отрефлексирован, деконструирован и перестроен. Никто не родился с мыслью, что рабство отвратительно, и совсем недавно по меркам истории рабство было вещью совершенно нормальной. Но однажды некоторые люди задумались и пришли к выводу, что пожалуй приемлемость рабства — это сомнительная ценность. И о да, им говорили, что это культурная ценность, так было всегда, и что нельзя осуждать сложившийся порядок вещей. Нет, можно. И даже — смотрите, вот сейчас я действительно говорю вам, что делать — нужно. если вам только не все равно, в каком мире жить.
Все это не имеет никакого отношения к решению проблем, какая разница, что пишут в соцсетях
Большая. Медийность — это новая валюта, а лайки и репосты — ее монеты. Чем больше у объекта или человека медийности, тем легче ей или ему получить помощь, запустить свой проект, завести важные знакомства. Скажем, на реконструкцию Нотр-Дам де Пари практически сразу после пожара два миллиардера согласились пожертвовать суммарно 300 миллионов евро. Спустя сутки пожертвования достигли уже миллиарда евро. Для сравнения, Ice Bucket Challenge, одна из крупнейших фандрайзинговых кампаний, направленная на сбор денег для исследований бокового амиотрофического склероза, за несколько месяцев набрала только 100 миллионов долларов.
Когда вы даже просто читаете про собор, вы повышаете количество просмотров, и увеличиваете прибыль СМИ от рекламы, размещенной на соответствующей странице. В итоге про этот инфоповод начинают писать больше — и в конечном счете получается замкнутый цикл, в котором выгодно писать про соборы и котиков, и невыгодно — про разные другие вещи, от которых зависит жизнь людей. Например, про эпидемию кори в Украине.
Людей не должны волновать ценности других людей
Во-первых, как отмечал Элиезер Юдковский, если бы вы правда были последовательны в своих убеждениях, вам бы не было дела до того, что мои ценности не соответствуют вашим ценностям о ценностях.
Во-вторых, ценности влияют на убеждения, убеждения — на поступки (например, на то, что вы репостите или куда жертвуете деньги), а поступки — на общество, которое у нас одно на всех (вы еще не забыли про фактчекинг?).
Меня категорически не устраивает текущий уровень насилия, голода, нищеты и смертности, и одна из моих целей в жизни — изменить это. (если вы только что подумали «даша хочет заставить всех менять мир как ей хочется», то перечитайте п.1).
И я считаю, что изменение мира невозможно без изменений этики, поэтому я позволяю себе оценивать и критиковать разные этические системы. Если вы только что подумали «да что она о себе возомнила!» — поздравляю, вы только что оценили и мысленно покритиковали _мою этику_.
Так что разница между нами не в том, что я себе это позволяю, а вы нет, а в том, что я открыто это признаю.
