«Привет. Меня очень задевают ситуации, когда кто-то говорит „хаха, какая же ты феминистка, ты даже никаких философских трудов не читала. Если ты называешь себя драконом, это не значит, что ты дракон“. Что думаешь, может они правы? Теряюсь, когда единственная цель моего собеседника — доказать, что феминизм абсолютно не нужен».
• • • Всегда интересно, люди, которые это спрашивают, они сами-то много философов читали? Нет? А почему они тогда считают, что могут рассуждать про идентичности?
На этот счет у философов вообще-то нет консенсуса.
Если серьезно, то, во-первых, феминизм — это и теория, и практическая деятельность, и идентичность. Можно вообще ничего не делать, но иметь фем.взгляды и считать себя феминист_кой. Это нормально. (Кстати, иметь фем.взгляды и не считать себя феминист_кой тоже можно, и не надо людям, которые по каким-то причинам не принимают для себя такую идентичность, ее навязывать).
Далеко не всегда наша жизнь складывается таким образом, что мы можем реализовывать свои взгляды на практике, это не значит, что нам нельзя иметь взгляды. Более того, в критических ситуациях взгляды — это часто все, что у нас есть. И когда мы ничего не можем поделать, нам все равно легче, если у нас есть ценности, на которые мы можем опереться и сказать «это неправильно, я этого не заслуживаю, такого не должно быть».
Во-вторых, любая деятельность считается. Вы репостнули пост про феминизм? Вы занимаетесь фем-активизмом. Не репостнули, но отправили в личку подруге? Это тоже активизм. Просто лайкнули — тоже. Ничего не читаете и не репостите, но донейтите помогающей организации? Отлично, это тоже активизм. Об этом, кстати, есть классный комикс у Ники, вот этот.
В-третьих, даже если речь идет именно о теории, не обязательно читать признанных теоретикинь феминизма, чтобы делать наблюдения, выдвигать гипотезы и проверять их. То есть, заниматься философией. К сожалению, в нашем обществе очень сильно влияние академической культуры, в которой нужно пять лет узнавать что думали другие, чтобы получить право высказывать собственные суждения, и в итоге люди часто стесняются думать. Скотт Александер называет это «выученной эпистемической беспомощностью». Я не хочу сказать, что читать вообще не нужно, нет, но идея, что есть какой-то обязательный минимум, без которого вообще рот нельзя раскрывать — это сраное гейткиперство.
Вообще говоря, я склоняюсь к тому, что сам по себе дискурс моделей законодательства и споров о них очень сильно вредит решению проблем людей, вовлеченных в проституцию.
Проституция — это сложное явление, у которого есть много пересекающихся причин и много связанных проблем, а сведение разговора к спору о моделях неизбежно уплощает картину, и провоцирует наклеивание ярлыков вместо дискуссий, в итоге большинство спорщи_ц не проходят идеологический тест Тьюринга, а проблемы не двигаются с места.
Тем не менее, понимать, какие бывают классификации, и какие модели в рамках этих классификаций выделяют исследователи и юристы, полезно и для того, чтобы иметь в голове более полную картину, и для того, чтобы читать и понимать исследования.
В популярных источниках, как правило, выделяется максимум четыре подхода к проституции:
криминализация с наказанием продающей стороны (то, что мы сейчас имеем в большинстве стран СНГ), которую чаще всего называют просто криминализацией;
криминализация клиента (она же шведская модель, нордическая модель), когда наказывают того, кто покупает;
легализация, когда проституция приравнивается к предпринимательской деятельности и регулируется государством;
декриминализация — подход, который предполагает полное отсутствие государственного регулирования.
Однако, эти модели отличаются не по одному признаку, а по нескольким. Если мы рассмотрим эти практики с точки зрения отношения к проституции, то получится, что у нас с одной стороны есть криминализации (продажи или покупки) с негативным отношением, и с другой — легализация и декриминализация с нейтральным. А если рассматривать модели с точки зрения наличия или отсутствия государственного регулирования, то декриминализация окажется противоположна как легализации, так и обоим видам криминализации. И это только два возможных параметра.
Интересно, что хотя декриминализацию часто описывают как новую идею, на самом деле этот подход появился еще в 19м веке как оппозиция легализации. В викторианской Англии проституция была легальна и регулировалась государством, в частности, согласно Актам о венерических заболеваниях (1864, 1866, 1869) любая женщина, заподозренная в занятии проституции могли быть подвергнута принудительному гинекологическому осмотру, и в случае обнаружения признаков венерических заболеваний ее принудительно лечили или просто запирали в больнице на несколько месяцев. Эти акты вызвали возмущение суфражисток, которые во главе с Жозефиной Батлер создали IAF — международную федерацию аболиционисток, боровшуюся за отмену государственной регуляции проституции.
Джордж Ричмонд, портрет Жозефины Батлер
Дальше начинается терминологическая путаница. Жозефина и ее соратницы называли себя аболиционистками. (поскольку криминализации проституции как практики тогда не было, не было и понятия декриминализации). Однако сегодня намного чаще аболиционистками называют себя сторонницы шведской модели, которая как раз является одним из видов государственного регулирования. Как это вышло, мне пока не удалось разобраться, но очень важно понимать, что слово «аболиционизм» в текстах может означать как отсутствие государственной регуляции, так и криминализацию клиента. То есть, в некотором роде, совершенно противоположные подходы.
Аболиционизм — государство не вмешивается в проституцию, и не наказывает взрослых ни за покупку, ни за продажу. Получение прибыли от проституции третьих лиц (сутенерство), вовлечение детей, траффикинг при этом криминализованы. (Польша, Португалия, Испания и др.)
Нео-аболиционизм — проституция разрешена как на улицах (outdoor) и так и в зданиях (indoor), но явно запрещены бордели. (Бельгия, Дания, Франция, Финляндия и др.)
Запрещение (prohibitionism) — проституция запрещена как на улицах, так и в помещениях, стороны, вовлеченные в проституцию, могут быть наказаны (Швеция, Ирландия, Мальта и др)
Регуляционизм — занятия проституцией, как на улицах, так и в помещениях, регулируются государством и при соблюдении правил не наказываются. Часто при это модели люди, занимающие проституцией обязаны специально регистрироваться где-то и/или проходить обязательные медосмотры
При этом википедия, опираясь на исследования и отчеты, выделяет уже не четыре варианта, а пять. В их классификации декриминализация определяется как полное невмешательство государства, аболиционизм — как легальность покупки и продажи, но запрет на сутенерство и рекламу, а нео-аболиционизм как криминализация покупки и запрет на сутенерство и рекламу при легальности продажи. Плюс легализация и запрещение.
Таким образом, мы видим, что модель определяется не одним или двумя параметрами, а многими, и что даже сейчас моделей существенно больше трех (а гипотетически может существовать еще больше), и что с одной стороны, в рамках одной и той же модели может существовать несколько вариантов, а с другой — некоторые вещи могут не зависеть от модели. Например, запрет на рекламу может существовать как в рамках декриминализации, так и в рамках шведской модели. То есть модель сама по себе определяет далеко не все, не говоря уже о том, что есть масса факторов помимо моделей.
Если кто-то говорит вам, что кроме криминализации, легализации и шведской модели ничего другого не бывает, то перед вами либо человек не в теме, либо демагог, который намеренно использует уловку под названием «ложная дихотомия». Первым можно дать ссылку на этот текст, со вторыми лучше вообще не разговаривать.
В последнее время я все чаще слышу вопрос — а что должен сделать человек, который совершил сексуальное насилие, чтобы вы поверили, что он исправился? Неужели теперь на нем клеймо до конца жизни?
Клеймо / Shieldmaiden, 2019
Вероятно, вы ожидаете от меня, что я сейчас развернуто напишу, что да, до конца жизни, потому что сексуальное насилие — слишком плохая штука и если человек сделал что-то такое, то разумно держаться от него подальше на всякий случай.
Я понимаю, откуда берется это ожидание — если вы давно меня читаете, то вы знаете, что я несколько раз пережила сексуальное насилие сама, и что я считаю чрезвычайно важным говорить о случаях сексуального насилия с именами (и чтобы предупредить других, и чтобы люди, которые считают определенные действия допустимыми, подумали дважды), и что я несколько раз это делала.
Я все еще считаю эту стратегию правильной. Правильной — но не идеальной.
Я часто слышу тезис о том, что вот у женщин тоже есть привилегии, например, женщинам, де, намного легче найти секс если им хочется, а мужчины вынуждены страдать.
Большая проблема с этим тезисом в том, что он неявно предполагает, что секс это некий ресурс, который можно дать или взять, и к которому может быть или не быть доступа. А такое определение секса антифеминистично само по себе.
То, что сторонники этого мнения называют «доступностью секса» проистекает из готовности многих, если не большинства мужчин заниматься сексом почти с любой женщиной, используя ее как инструмент удовлетворения своего желания и своих фантазий, и не особенно интересуясь ни ее удовольствием, ни – в ряде случаев – согласием.
«Ни будь толстушкой» / Shieldmaiden, 2019
С точки зрения секс-позитивного феминизма такой подход – это не секс, а насилие и объективация, и борьба с такими взглядами — это одна из задач секс-позитивного феминизма. (Секс-негативный феминизм считает, что любой гетеросекс про мужскую власть и доминирование, и поэтому вообще не стоит заниматься сексом с мужчинами, и хотя я не разделяю эту точку зрения, я понимаю, откуда она берётся).
Как Вы думаете, совместимы ли феминизм и религия? Может ли верующая христианка или, например, мусульманка быть феминисткой? Ведь насколько я понимаю (могу ошибаться), многие религиозные догмы противоречат идеям феминизма и наоборот.
Да, может — и не потому, что я так думаю, а потому что верующих феминисток довольно много, а право на свободу вероисповедания — одно из базовых прав человека, поэтому невозможно быть феминисткой и не признавать этого права за другими женщинами, в.т.ч. феминистками.
Безусловно, многие религиозные установки противоречат идеям феминизма, но тут очень важно понимать, что как минимум в авраамических религиях нет такой догмы, на которую не существовало бы два десятка толкований, зачастую противоречащих друг другу. При этом история религиозной мысли — это в очень большой степени история мужской, патриархальной религиозной мысли, и многие вещи через феминистическую оптику выглядят совершенно иначе, чем мы привыкли думать.
Например, почти все слышали цитату из послания ап. Павла к Ефесянам — “жена да убоится мужа своего”, которой обычно подкрепляют идею беспрекословного подчинения мужу. Но если прочитать это послание целиком, окажется, что перед этим ап. Павел пишет — “мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее”, то есть любите так сильно, чтобы пожертвовать своей жизнью ради жены, если придется. Помните ли вы хотя бы одного священника, который бы напоминал своим прихожанам об этих словах апостола? Я вот помню ровно одного (и то потому, что я в свое время была ультрарелигиозной и читала очень, очень много книг).
И одна из задач, которые ставят себе верующие феминистки — это добиться для женщин равной возможности самореализации в религии, например, возможности быть священницами или раввинками, возможности говорить и быть услышанными, вернуть в историю женщин-святых, женщин, которые писали духовную музыку и поэзию, женщин, которые изучали и толковали писание, и которые оказались “стерты” из религии так же, как женщины-ученые “стерты” из истории науки. И это круто.
И последнее, о чем я хочу сказать — я считаю, что любая религия это не слишком хорошо с точки зрения мышления, и я бы хотела, чтобы все религии однажды исчезли. Но знаете, в мире есть намного большие проблемы. И если вы считаете что религия это ужасное зло, то вам стоит задуматься, почему вы хотите бороться именно с религией, а не, например, с сексуальным насилием или неравным доступом к образованию?
